Как мы на «Окнах» сочиняли сюжеты

 

Утро началось как обычно – с ломания головы. Проснувшись рано утром (в полдесятого) я попытался воспользоваться свежестью своего мозга и начал сочинять.

«Значит так… нужен конфликт… но какой-то особенный. Такой, чтоб необычный был. Ну… возьмём отцов и детей. Скажем, сын решил выгнать своего пожилого отца из дома, потому что тот допёк его и невестку своим командирским доставанием. Типа, сын его хочет выгнать, а жёнушка – защищает своего свёкра. После обсуждения залом, появляется свёкор, и выясняется, что он трахает невестку с молчаливого согласия сына, а она не знала, что мужу об этом известно».

Я задумался.

«Этот сюжет вчера отклонили. Его надо переделать. Редактор Боря сказал, что слишком много грязи в конце, а редакторша Катя – что в начале лажа, что замученный отцом сын, который разрешил папе насиловать свою жену, не придёт в студию жаловаться. Не хватит у него силёнок. Как бы его переделать…»

Я задумался ещё. За окном  светило жаркое июльское солнце, покачивались берёзки и тополя, небо добавляло света и тепла своими тонкими белыми облачками. Мыслей в голове не было.

«Муж-графоман. Замучил жену, постоянно пишет один и тот же роман, издал его, забил тиражом всю квартиру. Они ругаются в студии. Здесь проблема, как потом повернуть сюжет. Может быть, потом появляется издатель, и соглашается издать его сумасшедший роман, в обмен на жену, потому что сам её давний любовник? Муж орёт, бьёт издателя контрактом по морде, и уходит. Это я тоже показывал бывалым редакторам. Катя сказала, что издатель какой-то ходульный, у него нет мотива для прихода в студию. А Боря сказал, что конфликт не очень убедительный – жена, если ей надоел муж-графоман, просто бы от него ушла. Зачем ей идти на программу «Окна» и об этом трепаться перед камерами?..»

Я подумал ещё.

«Может, пройтись по всей творческой интеллигенции? Взять, художника…. Нет, художника нельзя. Уже есть. Один, с горем и с редакторшей Дашей пополам, утверждённый и снятый мой сюжет был как раз про художника, который разочаровался в искусстве, и решил его бросить. Жена в студии его уговаривает продолжать творить, а он – ни в какую. Надоело, типа, и всё. «Я, - типа, - бездарь, и больше так мучиться не хочу». После обсуждения залом этой животрепещущей проблемы, как последний аргумент жены, как пример героизма, на инвалидной коляске в студию программы «Окна» въехал парализованный художник, создающий картины ртом. «Вот, - говорит, - я после автокатастрофы так работаю. Люди меня жалеют, и берут мои работы. Потому что я инвалид. И тебе тоже надо придумать что-то такое, а иначе картины покупать не будут». Потом выясняется, что инвалид вовсе не инвалид, а прикидывался им, чтоб заработать. И, типа, ему надоело дурить народ. Он, типа, разочаровался в людях, которым не нужно настоящее искусство, и поэтому решил разоблачиться. Он так прямо в студии у меня и ожил – встал на ноги под аплодисменты аудитории. Спектакль! Этот сюжет я переделывал раз пять. Каждый из бывалых редакторов находил какие-то нестыковки. В конце ко мне прикрепили редакторшу Дашу,  которая и помогла добить сюжет. Мы его сняли и я потихоньку стал верить в свои творческие способности. Так… что это я тут лежу? Надо ведь что-то сочинить… срочно!  Ладно, пожалуй, встану, съем чего-нибудь». Продолжая напрягать свои почти окончательно выжатые мозговые ресурсы, я поднялся, съел омлет, и, преодолев метро и троллейбус, добрался до редакции.

На работе, как всегда царила дружественная атмосфера. Редакторы вяло переругивались, кто-то играл в стрелялки, кто-то листал мужские журналы, некоторые печатали. За нашим столом сидели новенькие, как и я, редакторы Анечка с Ромой.

- О, привет, - сказала Анюта, двигая длиннющими ресницами, - а я тебя жду! Ромке надо уходить, давай сочинять сюжеты вместе!

- Давай, - ответил я. Я сел на стул, и Аня начала сочинять:

- Давай, типа, классная руководительница жалуется на своих учеников….

Её перебила Даша:

- Про педагогов нельзя. Педагогическая этика. Щекотливая тема.

Мы задумались. Ромка засобирался.

- Ладно, мне тут в институт надо съездить…

- А ты про что-нибудь сочинил? – спрашиваю.

- Да. Про телескоп.

- Как это? Расскажи!

- Ну, будто бы бабка всю жизнь копила деньги не похороны, а решила купить себе телескоп. И вот, внук с ней ругается, типа, что, сдурела на старости лет? Купи, типа, себе что-нибудь путное.

- И что выясняется?

- А я ещё не придумал. Например, то, что она хочет за соседским дедом подсматривать – это, сказали, банально. Не знаю, даже.

- А если, она его как вибратор захочет использовать? – предложил я. – Всё ж таки бабка, мало ли какие у неё размеры…

Девчонки засмеялись. Маша предложила:

- Тогда, не телескоп, а калейдоскоп. С подсветкой, чтоб смотреть было можно.

Ромка ушёл. Мы с Анечкой спустились вниз, в коридор, сели на скамейку, чтоб никому не мешать. Сидим. Мимо нас, понимающе посматривая, проходят покурить на лестницу парни-редакторы и девушки-редакторши.

- Сочиняете? – с завистью спрашивает меня волосатый Жуков, с голодной завистью взглянув на Аньку.

- Пытаемся, - отвечает она, - а у вас как?

- Да так… я тут всего с месяц работаю. Написал несколько сюжетов, их запороли. Вот, один, переделывал раз десять, вроде его хотят утвердить.

- А про что сюжет?

- Про подкидыша.

- Расскажи! – профессионально заинтересовались мы.

- Будто бы мужик работал на стройке, и нашёл подкидыша. Принёс домой, и тот понравился его жене. Она, типа, хочет его усыновить, а он не хочет.

- Неплохо, - заинтересовались мы с Анькой, - А поворот какой?

- А потом приходит бывшая любовница героя, и говорит, что это его сын. А у неё, типа, нет денег содержать ребёнка, вот, она его и подкинула. И тогда он хочет сына усыновить, а жена – не хочет.

- Классно! И что сказал Денис?

- Денис просил переделать, но, в общем, одобрил.

Сергей ещё немножко помялся около нас. В его глазах читалась надежда произвести хоть какое-то впечатление на Аню.

- Не знаю, удастся ли здесь продержаться… - сказал он, - сочиню ли что-нибудь ещё…

- Удастся-удастся! – успокоила его Аня, поправляя свои длиннющие, выкрашенные в жёлто-белый цвет волосы.

Серёжа ушёл курить. Мы стали сочинять.

- Давай про негров что-нибудь сочиним! – говорю, – вчера Катя громко объявила, что про негров давно не было сюжета. Что, мол, про китайцев было, про кавказцев было, что даже про вьетнамцев было, а про негров – ещё нет.

- Давай! – воодушевилась красавица, - Негр полюбил русскую, и решил увезти её в Африку. Мама - против, потому что там жуткие обычаи. Например, людоедство.

- Не, - говорю, это не пойдёт. Это не актуально. Что тут обсуждать? Зрителей это не заинтересует. Давай лучше, чтоб все герои были неграми. Штук пять. Или, даже шесть. «Мы, вот, тут студенты института Дружбы народов…»

- Давай! – согласилась Аня, - и вот, один из них встретил девушку…

- А может быть, попробовать наоборот? Наш парень влюбился в негритянку?..

Мы помолчали. Это тоже не подходило.

- А давай про медвежонка! – придумала Аня, - давай, чтоб в студию привели маленького медвежонка!

- Ну, давай. И что?

- Ну, будто бы девушка привела домой медвежонка, а её парень, естественно, против. «Ты – говорит, что, с ума сошла? Куда нам тут медвежонок? В однокомнатную квартиру!» А она ему: «Он хороший! Я с ним буду деньги зарабатывать, я фотографом стану работать на Арбате… »

Мы задумались. Что делать дальше с этим медвежонком, мы не знали.

- Слушай, а пойдём, погуляем – предложил я, - посмотрим студию, там сейчас новые декорации устанавливают. Надо узнать, какой там будет стол. У меня в сюжете про алые паруса из-под стола должен принц появляться.

- Пошли! – обрадовалась Анечка.

В павильоне был полумрак. За огромным оранжевым занавесом, спускающимся откуда-то сверху, горели прожектора. Мы пошли по тёмным кулисам искать выход на съёмочную площадку. Проход стал сужаться и темнеть. Чтоб Аня не споткнулась, я взял её за руку. Мы прошли ещё немного и оказались в тупике. Мне захотелось взять Анечку за вторую руку, но она деликатно высвободилась и предложила поискать выхода с другой стороны. Так и не поняв, как попадают под свет прожекторов, мы вернулись на нашу скамеечку в коридоре и опять стали сочинять.

- А давай так, – говорит Аня, - у девушки пять любовников. Один – футболист, другой – журналист, ну и так далее. Они друг про друга не знают. А тут вдруг так получается, что они все случайно встречаются. Начинается скандал.

- И что дальше?

- Дальше что-нибудь придумаем – предложила Аня. Мы задумались. «Наверное, это она про своих ухажёров вспомнила, - подумал я, - нифига себе, пять человек…. А вот у меня было….»

- А давай лучше наоборот, - говорю, - у парня две любовницы, и они его никак не могут поделить. А он их любит обеих. В конце они оказываются лесбиянками и его бросают.

- Лесбиянок запретили, - заметила Аня

- Жалко… - вздохнул я.

- Слушай, а может всё-таки про мишку, а? – попросила Анюта, поправляя свои джинсы. В промежутке между высокой талией её топика и низкой талией американских штанов открывался вид на анютин пупок и белый пушок на животике. Аня перехватила мой взгляд, отвлеклась от своих штанов и продолжила рассказывать про медвежонка, - он такой хороший, пушистый.… Зайдёт в студию, в намордничке….

- А кто его приведёт? Цыган? – я немного подумал, - О, а давай лучше что-нибудь про цыган сочиним.

- Давай! – загорелась Аня, - Давай, будто молодая девушка убежала к цыганам в табор. Её родители – в шоке. Его - тоже.

- Ромео и Джульетта? – задумался я, - а поворот какой?

- Надо подумать.… А может, лучше про медвежонка? Он такой хоро-о-оший…- засюсюкала Анечка.

Из-под двери телецентровского бара-кафе «Моя семья», расположенного дальше по коридору, полилась вода. Дверь открылась. Выбежали недовольные посетители. Я пошёл посмотреть. Аня осталась на скамейке. Немного потоптавшись, вокруг растущей на мраморном полу лужи водопроводной воды, я вернулся к Ане.

- Там, - говорю, трубу прорвало. Это у них часто бывает.

- Слушай, а давай про водопровод сочиним! – предложила красавица.

- И про водопроводчиков! – загорелся я.

Мы задумались. Мимо нас по коридору к лифту прошли несколько высоченных девиц, состоящих в основном из ног. В обратном направлении двинулись несколько здоровенных, набриалиненых амбалов. Вокруг них вращались обычные граждане остальных разновидностей. Все, желая сняться на телевидении, делали важный вид, но немного стеснялись. Мы поразглядывали народ ещё немного. Это стало отвлекать нас от творческого процесса. Пришлось вернуться в редакцию.

- Ну как, сочинили? – спросила нас редакторша Даша.

- Да, - говорит Аня, - есть намётки, про медведя…

Аня рассказала про девушку и медвежонка. Даша предложила своё развитие сюжета:

- Да, а потом они решают убить медведя, потому что девать его некуда, ведь он вырос. В студию приносят пистолет, но никто убивать не хочет. Кто-нибудь его всё же убивает, и шкуру продают с аукциона прямо в зале.

Мы вежливо посмеялись.

- А мне всегда хотелось, чтоб в студии станцевали танец маленьких лебедей, - поделилась редакторша Маша, - чтоб из одной кулисы в другую, так, в пачках… там-там-там-там-тарарам-там-там… Несколько мужиков… Вот только как это сделать…

- Ну, давай подумаем! – загорелась Даша. Они станцуют это по завещанию. Умер директор театра. И завещал на похоронах веселиться.

- Точно! – подхватила Маша, - все деньги отдал в театр, с одним условием – станцуйте танец маленьких лебедей на программе «Окна»!

- Ритуальный танец. А что, если на похоронах можно играть, то почему тогда нельзя станцевать? Так, медленно, по-траурному: там-там-там-там-тарарам-там-там…

Мы покатились со смеху.

- Давай лучше так: у мужика было ритуальное агенство, и он решил организовать такую услугу – танцы на похоронах!..

Даша с Машей пошли сочинять сюжет. Мы с Анькой позавидовали их профессионализму.

- Хочешь чаю? – предложила Аня.

- Давай…

- У меня яблочный. Сейчас налью.

Помешивая пластиковыми ложечками в стаканчиках, мы посидели ещё немного. Вдали, у окна, Маша с Дашей зашли за стеклянную перегородку к руководителю программы, умному и всегда ядовито острящему парню Денису.

- Видимо, насчёт лебедей советуются… - заметил я.

- Молодцы! – грустно сказала Аня, - слушай, а может, лучше про медвежонка? – в голосе Анюты зазвучали жалобные нотки, - он такой хорошенький, пушистый…

Я молча стал собираться. «Видимо, сегодня вряд ли чего-то получится сочинить» - подумал я и, поцеловав на прощанье Анечку в щёку, ушёл страдать домой.

 

Москва, Июль 2004

© Олег Лапидус

На главную страницу