Хасан Махсанович

Хасан Махсанович

В обед позвонила толстая Сашкина Лариса. Говорит, что её подружка, девятнадцатилетняя Эльвира хочет со мной встретиться. Типа, девственности лишиться.

- И вообще, тут в газете "Сделка" есть объявление. Аранжировщики требуются.

Она продиктовала мне телефон. Только я хотел позвонить, как пришёл слегка тормознутый белобрысый Павел, хозяин нашей квартиры, стал предлагать Сашке выпить, пойти по бабам, в общем, морально развращать человека. Я в это время позвонил по объявлению - занято. Сашка, бросив Павла, выдрал у меня трубку из рук и начал звонить сам. Павел отвалил на свою автостоянку искать себе других собутыльников, я ушёл на кухню готовить. Отварил картошку с сосисками. Подходит Захарыч:

- Дозвонился. Надо ехать. Там крутой чувак. У него студия своя. Говорит, типа, сейчас у него проект горит, надо срочно доделывать, в общем и целом.

- Что за проект?

- Шансоновый.

- А где он? На квартире?

- Да. Видимо, работать не получится у него, - Захаров взялся за голову, - какой же я, всё-таки, идиот! Почему не взял с собой студию!

- Ладно, что поделаешь. Что, не помнишь, как мы сюда ехали? Мы даже не знали, где будем жить.

- Ну что, давай, собирайся.

Наспех умяв мою стряпню и в момент собравшись, мы как из пушки вылетели на улицу.

- Давай купим маркер, надо на диске с песнями наш телефон написать, чтобы твой крутой чувак потом смог нас найти.

- Давай.

В нашем канцтоварном магазине маркера не было. Поехали так. Впорхнули в троллейбус. Час тряслись на метро. Потом долго шли по какому-то бульвару. Старенький четырёхэтажный домик. Подъезд. Тяжёлые железные двери без номеров. Вверху лестницу подметает женщина.

- Скажите, где у вас тут двенадцатая квартира? Вот эта, что ли?

- Да, - женщина подозрительно посмотрела на нас, потом на чёрную железную дверь без номера, - только здесь цыгане живут. А вам кого нужно?

- Нам... студию музыкальную. Они музыканты?

Из-за двери послышались звуки аккордеона и гитары.

- Да, вроде музыканты.

- Тогда, видимо, нам к ним.

Взгляд соседки стал сочувствующим. Я засомневался:

- А может, не надо?

Но Сашка уже нажал на кнопку звонка. Открыла пожилая и смуглая, но вполне ещё энергичная старушка в чёрном платке. Она посмотрела на нас недоверчиво:

- Вы кто?

- Мы звонили, мы по объявлению, насчёт аранжировщика.

- Да, проходите. Разувайтесь, - бабушка закрыла за нами дверь и ушла на кухню.

Миновав довольно обшарпанную переднюю, мы оказались в большой комнате. Высокие потолки. На полу и стенах - ковры. У окна - большой письменный стол, на нём - компьютер, синтезатор, узкие и длинные колонки по бокам. В углу - круглый стол со скатертью, с цветами в вазе, уставленный разнообразными закусками и бутылкой водки "Флагман". Рядом со столом вертится невысокий небритый мужичок полухачиковской наружности в спортивном костюме "Адидас". Возле стола на табуретке - усатая дама в тёмном пиджаке, юбке, и чёрных штирлицовских очках.

- Проходите, садитесь.

Из колонок, очень громко - шансон с аккомпанементом аккордеона и гитары. К компьютеру подошёл ещё молодой, но уже вполне сформировавшийся усатый юноша и щёлкнул мышкой. Наступила тишина. Мы присели на краешек дивана.

- Меня зовут Хасан. А это, - мужичёк показал на даму, - мой директор. Она продюсер мой, Аня.

- Очень приятно. Я Олег, это - Саша. Он аранжировщик, я - саксофонист. Мы наш диск принесли, вот, можно послушать, если хотите.

Усатый мальчик вставил наш сидюк в компьютер. Запульсировал Захаровский хип-хоп. Хасан и Аня важно переглянулись. Мальчик включил другую песню. Потом ещё одну. Пока все слушали, я рассматривал интерьер. На стене над столом - какой-то диплом в рамочке. На столе, за водкой и цветами - огромный кулич, сохранившийся здесь со времён ещё месяц назад закончившейся пасхи. "Так вот как они живут, - подумал я, - вроде, как обычные люди. Да и вообще - что тут такого, что они цыгане? Может, и с ними можно будет работать... Блин, вот никогда не думал, что в табор попаду..." Сашка прервал мои размышления:

- Так скажите, что вам, в общем и целом, нужно?

- Я тут пишу шансон, - говорит цыган, - у меня сейчас есть песен примерно на два проекта, надо их аранжировать. Вы сможете это сделать?

- Конечно сможем, - ответил Сашок, - я профессиональный композитор-аранжировщик, в принципе, лауреат, как бы двух международных конкурсов...

- А сколько вы берёте?

Сашка задумался:

- Ну, на сколько я знаю... сейчас все по-разному... ну, скажем... двести баксов за песню. Почему? Потому что мы просто в таком сейчас положении... А вы сколько сможете дать?

Цыган почесал в затылке и переглянулся с женщиной в пиджаке:

- Цены-то разнятся... Мне делали плэйбеки и за тысячу долларов, и за пятьсот рублей. За тысячу мне сделали не очень, а за пятьсот - вон и на радио, и на телевидение прошло. Я в Кремле выступал. Видите, статуэтка?

На одной из полок стенки, рядом со спортивными кубками, стояла статуэтка – позолоченный двуглавый орёл на малахитовом столбике, а рядом – диплом в рамочке.

- Это в прошлом году.

Разговор постепенно раскручивался, Хасан, как обычно делается в таких случаях, распускал павлиний хвост:

- В Кремле, за песню о России премию получил. Мне лично Дога диплом вручал. Догу знаете, композитора?

- Знаем.

Цыган развернул широкий монолог с упоминанием имён Саши Серова, Гарика Сукачёва, Фильки Киркорова, и других, менее известных широкой публике деятелей российского шоу-бизнеса. Со всеми из них Хасан пил, многим советовал, что петь, некоторых вообще своим добрым словом довёл до полного процветания. Когда он дошёл до Аллы Борисовны, вдруг заговорила усатая женщина в чёрных очках, до сих пор молчаливо покачивающаяся на табуретке:

- Ребята, это правда. У нас действительно очень большие связи на телевидении. И на радио тоже. У нас двадцать третьего эфир на НТВ. Мы всех знаем. Если мы вам поможем к кому-нибудь попасть, то...

- Ну, типа, культурный обмен, понимаете? - намекнул Хасан.

Женщина кивнула:

- Мы – вам, вы – нам!

. Мы воодушевились.

- Ага! Конечно! У нас ведь целая программа. Мы можем выступать. Мы можем быть разогревающим составом! - обрадовался Сашка.

- А я - ещё и тележурналист, - под шумок вставил я.

- Вот!

Мой голодный взгляд неосознанно коснулся накрытого стола. Плоскую поллитровку окружали три сорта голубцов, несколько разновидностей салатов, нарезанная строганина и армянские сладости. "Интересно, для кого это всё, - пронеслось в моём мозгу, - неужели накормят? Как там, у цыган принято? Вроде, по традиции, должны..." Вспомнились съеденные мной сегодня утром сосиски с пюре. Чтобы отвлечься от снеди, я стал рассматривать Хасановский диплом в рамочке над столом. В нём значилось, что некто по имени Хасан Махсанович награждается за лучшее исполнение романса на каком-то всероссийском конкурсе.

- Хасан! Да ты поставь им наши записи! - сказала обладательница шпионских очков.

Мы стали слушать. Сильный тенор с цыганским надрывом пел о любви. Потом о России. Потом о любви к России. Потом Хасан выключил музыку и сам сел за синтезатор.

Я тебя любил, я тебя забыл

Ты - моя весна, я испил до дна

Чаша минет пусть, принесла ты грусть,

Нежная моя, мучаюсь так я...

Пел Хасан долго и громко. Я почему-то подумал о несчастных соседях цыганского певца. Продюсерша слушала слегка покачиваясь, мы - уважительно и серьёзно, но не покачиваясь. Цыган дошёл до самой высокой ноты и остановился.

- Вот эту песню сможешь сделать? - Хасан перевёл дыхание.

- Смогу, - Сашка задумался, - но у меня нет студии...

- Значит, будешь приходить сюда.

- А какая у вас звуковая карта в компьютере?

- Простая. Шумит, слышишь как? - Хасан выключил синтезатор. Из колонок посыпался песок.

- Тогда, для начала, надо купить как минимум хорошую карту, - посоветовал Захаров.

- Сколько это будет стоить?

- Восемьсот - штука.

Женщина встрепенулась:

- Восемьсот штук?

- Штука - поправил я. Захаров продолжил:

- И этот «Корг»... что у вас тут... «тритон?» Этот синтезатор уже устарел. Года на три.

- С этим сейчас на концертах играют! - гордо возразил цыган.

- Я понимаю, но звуки в нём уже не модные.

Хасан переглянулся со своей директоршей.

- Что же делать?

- Надо переоснащать студию.

- Ладно, потом переоснастим. Ты, давай, сыграй лучше что-нибудь.

Сашка сел за «Корг». Хасан покопался в компьютере.

- Вот эту пеню сможешь сделать?

Шипение из колонок стало шибче, заиграла гармошка, и голос Тихонова запел "На деревне от девок не спрячешься..."

Сашка нашёл на синтезаторе звуки барабанов и подыграл. Получился советский колхоз в обработке негров хип-хопперов. Хасан и Аня довольно заулыбались. Видимо, захаровское мастерство было одобрено, и нас пригласили к столу. Мы расселись. Я разлил водку.

- За встречу! И пусть она принесёт нам успех, - сказал Хасан.

- За взаимовыгодное сотрудничество, - добавил я.

Мы выпили и заели голубцами. Дама выпила наровне со всеми. Хасан стал рассказывать про свою работу в театре «Ромэн». Он там хотел петь, но ему не давали. «Всем известно, кто в этом театре поёт...» - грустно сказал Хасан, намекая на главного певца. Хасан долго терпел, но в конце концев спел, и главный певец выгнал его месяца три назад.

- Максим, принеси плакат! - крикнул Хасан то появляющемуся, то исчезающему в комнате усатому юноше.

На диван лёг развёрнутый рулон. На зелёном фоне из него томно, по-восточному глядел уже начинающий круглеть мужичок. Сверху было написано:

«Хасан Ганиев - актёр театра «Ромэн».

Хасан продолжал:

- Но я на этом не остановился. Я уже три месяца сижу за компьютером. Я ночей не сплю. Я создаю песни. Если бы мне только помогли...

Хасан вскочил и ринулся к компьютеру:

- Вот эту песню ждут на радио!

Из колонок послышались резкое духовое вступление. Под невпопад сыплющуюся барабанную дробь, электронные скрипки и ревущие трубы Хасан запел:

Россия - слава! Россия - честь!

В России гениев не счесть!

Россия - честь! Россия - слава!

Россия - русская держава!

Песня была длинной с кульминацией на самом верху. Мы с трудом выдерживали интенсивный напор хасановских голосовых децибелов. На последней, самой громкой ноте певец чуть не сорвал голос. Стало тихо. Хасан гордо отдышивался.

- Да, - сказали мы уважительно, - голос у тебя есть.

- Это ещё я не распевался неделю, - скромно заметил Хасан, - наливай, Олег, чего ты, заснул, что ли?

Мы выпили ещё. Аня запила газировкой, мы закусили голубцами.

- Вот с этой песни и начнём, - сказал Хасан, - это то, чего как раз сейчас не хватает. Гимн!

- Жалко, что у меня студии нет... - говорит Сашка.

- А где она?

- В Питере, - соврал Захаров, чтоб не говорить, что она в Израиле.

- Ну и что? Это день на машине. Перевезём! - успокоил Хасан.

Мы переглянулись. Пьянка продолжилась. Сашка опустошал рюмки, я поедал голубцы, цыган пел и пил. Когда бутылка закончилась, женщина-директор засобиралась:

- Мальчики, мне надо идти, у меня встреча с мэром Владивостока в гостинице "Редиссон-Славянская". Надо гастрольную сетку разметить. Олежка, пошли, купишь ещё водки.

Пришлось идти. Стабильная, как холодильник, Аня выдала мне сто пятьдесят рублей и показала, где у них магазин.

- Купишь бутылку "Флагмана" и две пачки "Мальборо".

Я вернулся с водкой домой.

Хасан рассказывал про своего директора:

- Аня – это золото! Она со многими звёздами работала, но выбрала меня. Кто её только к себе не переманивал: и Саша Серов, и Гарик Сукачёв, но она – ко мне. Она от меня ребёнка хочет, а я ей отказал. У неё от этого глаз стал дёргаться…

Веселье продолжалось. Сашка сел изучать синтезатор и устаревшую музыкальную программу на компьютере.

- Мне, - говорит, - понадобится два дня, чтобы это освоить.

- Хорошо, начнём с завтрашнего дня. Приходи в одиннадцать.

- Я сделаю тебе песню, но её надо будет отнести потом не студию, свести. Это ещё сто долларов.

- Это уже как Аня скажет. У неё есть какие-то студии. Главное - это гимн. С него надо начать. Его ждут на радио "шансон". Но это уголовное дело. Ты знаешь, что исполнять гимн без разрешения нельзя? Надежда Бабкина брала специальную бумагу, чтоб петь гимн. - Хасан помолчал. - Когда я пел в Кремле, зал встал. Генерал! Да что там генерал! Маршал! Стоял и отдавал честь без головного убора!

Хасан подскочил к клавишам и запел опять с цыганским надрывом "Россия - слава! Россия - честь!.."

Мы выпили ещё.

- У тебя права есть? - спросил Хасан меня.

- Есть, международные.

- Украинские?

- Израильские.

- Ёлки-палки! - офигел цыган, - скажите, мужики, а вы чистые? У вас с документами всё в порядке?

- В смысле?

- Ну, если сейчас сюда милиция войдёт, вы... всё нормально? Я ж не знаю, может на вас по два трупа висит.

- Да нет, что ты... - замялись мы.

- Когда Шадо умер, его вся братва провожала на джипах... - почему-то вспомнил цыган.

Ещё через несколько рюмок Сашка признался, что студия у него в Израиле, а не в Питере, что надо туда лететь. Цыган замельтешил:

- Скажите честно, вам туда убежать надо? Вы смотрите, чтоб всё нормально... Если убежите, обратную дорогу сюда забудьте. Не советую.

- Да нет, что ты! Просто надо съездить за студией.

Мы выпили ещё по одной. Хасан стал краснеть. Сашка - блаженно-глупо улыбаться. Я почти не пил, поэтому нервничал больше всех.

- Давайте о деньгах не говорить, - шумел Хасан, - зачем нам гнилые базары? Я не люблю, когда о деньгах говорят. Приходите сюда, ешьте, пейте, спите. Если надо, снимем четырёхкомнатную квартиру. У вас есть, где жить?

- Да-да! Есть! - поспешно успокоил Хасана я. - Так вы за аранжировки платить-то будете?

Вопрос оказался не к месту трезвым. Хасан нахмурился.

- Я же говорил: о деньгах не люблю! - Хасан помолчал. - Ладно, скажу вам правду. Денег нет. Я никогда никому не платил. Хотите кушать - ешьте, пить - пожалуйста. Я тебя отвезу на студию, познакомлю с ребятами. Только не крысятничать.

- Как это - не крысятничать? - не понял я.

- Ну так... Чтоб без подводных течений! Если со мной - то со мной!

- Это как?

- А так! Сделаем песню - на радио! Сделаем ещё - на телевидение! Запишем альбом - в продажу!

- Так сколько ж ты хочешь, чтоб мы с тобой работали? Бесконечно? - поинтересовался я.

- Нет, конечно... ну, я же состарюсь... мне уже тридцать семь...- смутился Хасан, - не боись, я вас не обижу. Заработаю пятнадцать тысяч, дам Сашке пять, куплю вам фраки и шампанское, галстуки, поедем на телевидение. А пока - Олег будет шоферить. Деньги - нам. У меня есть машина, Ока. Была "Газель", но её сын разбил.

Хасан стал рассказывать, как недавно купил ГАЗ-3102, а сын его разбил. На попа поставил машину, сплюснутую в лепёшку. А джип, в который они врезались, висел на дереве. За это Хасан отвёл сыночка в сторону и отметелил:

- Я тогда, с горяча, Максу в печень снизу... он присел, и говорит: "За что, папа?"

Хасан гордо помолчал, вспоминая с чего начал:

- Так о чём это я?

- О машине, - грустно напомнил я.

- Точно! Так что не боись, машина есть. Конечно не супер, но "бомбить" на ней можно.

"Бомбить на "Оке" - вот моя новая специальность, - подумал я, - и деньги - в табор! Так, надо отсюда срочно сматываться. Срочно!".

Я посмотрел на Сашку. Он согласно кивал.

- Хорошо, - говорит, - я согласен попробовать. Мне всё равно больше ничего не остаётся. Я подпишусь на две песни. Но чтоб их свести, надо двести баксов. У твоей Ани они есть?

- Денег пока нет, - серьёзно сказал Хасан, - зачем ты опять о деньгах?

Мы выпили ещё. Водка кончилась. За окном стемнело. Я думал:

"Если Сашка на это согласен, я улетаю в Лондон играть на улице. Мне тогда здесь делать нечего. Я сюда ехал не для того, чтобы шоферить на "Оке". И деньги - в табор..."

- Хасан, нам уже надо идти. Скоро метро перестанет ходить, - говорю.

- Сейчас, сейчас. Надо ещё за водкой сбегать, - не унимался Хасан.

- Давайте не будем больше пить, мне Сашку ещё домой везти, - я попытался его урезонить.

На меня уже не обращали внимания. Друзья говорили о братве, о музыке, о звёздах. Хасан опять рассказал, как кому-то дал в печень. В комнату зашёл маленький мальчик с висящим на нём огромным аккордеоном.

- Папа у нас спортсмен. Боксёр, - сказал он.

С мальчика сняли аккордеон, дали мне. Пришлось играть.

"Мохнатый шмель... на душистый хмель... Цапля серая - в камыши..." - растянул мех я. Хасан запел как всегда громко:

"Так вперёд, за цыганской звездой кочевой... на свиданье с зарёй на восток..."

Сашка стучал вилками по столу. Потом Хасан забрал у меня аккордеон, заиграл, и спел что-то на непонятном языке.

- Я вам всё-таки скажу, кто я, - с шумом сжав мех, сказал Хасан, когда закончил, - я не хотел говорить, чтоб вы не делали скидку на ментальность, чтоб на аранжировке не отразилось.

Хасан сделал паузу.

- Я – цЫган!

Хасан так и сказал, с ударением на первом слоге: цЫган. Сашка мастерски изобразил удивление:

- ЦЫган? Да ты чё! - Сашка заулыбался и развеселился. Я тоже попытался улыбнуться.

- Да! - засмеялся Хасан.

- Я знал одного цыгана, - вспомнил Сашка, - в театре Ромэн на гитаре... как его... Красильков Паша.

- Да-да! Знаю!

- Они к нам в Ленинград приезжали.

- Давай ещё по пятьдесят грамм, - предложил Хасан.

Молчаливая женщина с кухни принесла графин с водкой и закуску, прибрала на столе, и ушла. Налили. Сашке не хватило. Он вылил себе водку из моей рюмки. Цыган ухмыльнулся. Выпили.

- Так, значит, вы из Израиля, - сказал цыган, - а что у вас за братва там?

- У нас? В Тель-Авиве. Малыш, - отозвался Сашка.

- Это такой, с квадратным лицом? Кудрявый?

- Да, у него на кулаках тут, где костяшки - как резина. Набито.

- Да-да, - узнал цыган.

Сашка продолжал:

- Они каждый год московской братве по три лимона зеленью отстёгивают.

Посидели ещё. Мои электронные часы пропикали полночь. Я робко заговорил:

- Хасан, нам, на самом деле, надо идти, мы просто не успеем на метро.

- Сейчас, подождите. Клава, сделай нам чаю горячего! - заорал цыган.

Базар продолжился.

- Значит, завтра, в одиннадцать я тебя жду. Приходи и работай, - сказал Сашке Хасан.

- В двенадцать, - поправил Сашка.

- Хорошо, в двенадцать.

- Только мне нужна тишина, и чтоб никто не заходил в комнату.

- Конечно-конечно, - Хасан потянулся за сигаретами, - ну, может быть, я зайду покурить... или сын мой... Приходи, работай, - Хасан затянулся, - Знаешь, как у Саши Серова аранжировщики пашут? Они спят возле синтезаторов. Они прямо кладут подушки и засыпают. Они все сонные, с красными глазами. Когда едут на телевидение, конечно, причёсываются, галстуки надевают. А как иначе? Если так не делать, мы окажемся в такой жопе!..

- Если мы сейчас не уедем, мы точно окажемся в жопе! - чутко поймал волну я.

Все рассмеялись. Мы встали и пошли одеваться.

«Только бы не попросил наш телефон, - думаю, - Захаров ведь даст, с него станется. Какое счастье, что в магазине не было маркера и мы не написали наш номер на диске!»

Беседа о необходимости тяжёлой работы продолжалась в коридоре.

- Завтра приходи сюда на работу, - говорил Хасан, надевая кроссовки, - подождите, я вас провожу.

Мы вышли на тёмную улицу. Цыган вывел нас к остановке.

- Если прицепятся, скажите, мы от Хасана Махсановича идём.

- Тебя тут знают?

- Да. Только не быковать. Хотя как хотите. Если даже забыкуете, всё равно мне звоните. Помогу.

Подошёл долгожданный троллейбус, мы сели в него, двери со скрипом закрылись, и я увидел в окне, в темноте, нашего цыгана – маленького, небритого, несчастно улыбающегося. Он махал нам вслед. Я вздохнул с облегчением. Сашка сидел молча.

- Ну, что скажешь? Поедешь к нему завтра?

- Ты меня за кого принимаешь?

- Какое счастье, что мы не дали ему телефона, - говорю, - он бы от нас не отстал.

- Мне было просто интересно узнать, до какой степени может дойти человеческая наглость. Ну, и тебя накормить хотелось.

- И себя напоить, - добавил я.

- Эт точно. Всё это, конечно, понты. Хотя, кое-что здесь и правда. Я в таких ситуациях не пьянею. А вот он – раскрылся. Малыша он не знает, Малыш не так выглядит. Я не зря в Израиле два года грузчиком проработал. Я со всеми братками был знаком и их феню очень хорошо знаю. Вот он меня и принял за своего.

- А я сидел и дёргался: «Шоферить! И деньги – табор!»

Мы рассмеялись. Через полтора часа мы добрались до дома, и я уже был в постели.

«Всё же, как хорошо, что в магазине не оказалось маркера!» - подумал я, засыпая.

Мои мысли стали путаться, превращаясь в бессмыслицу, я почувствовал, что споткнулся и падаю, содрогнулся всем телом, потом вспомнил, что Хасан уже далеко, и можно до самого утра погрузиться в чудесный мир бредовых мыслей, образов и идей, из-за отдыхающего разума кажущихся гениальными.

23.06.2004

На главную страницу